В таком случае задача сводится к тому, чтобы открывать, интерпре­тировать, рекомбинировать уже имеющиеся тексты. Полагают/уже имеющимся то, что не могут создать самостоятельно. Классик!/есть классики, потому что они классики; они удостоверяют себя в се­годняшнем употреблении посредством самореференции. В/таком случае ориентация на великие имена и специализация на раковых могут выдаваться за теоретическое исследование. На более абстракт­ном уровне отсюда возникают такие «синдромы теории», как тео­рия действия, теория систем, интеракционизм, теория коммуника­ции, структурализм, диалектический материализм, — вот краткие формулы для комплексов имен и идей. Тогда новое можно ожидать от комбинаций. В марксизм вводится немного системной теории. Оказывается, что интеракционизм и структурализм вовсе не такие уж разные, как считалось. Веберовская «история общества», поня­тие, приемлемое и для марксистов, систематизируется при помощи парсоновской техники перекрестного построения таблиц. Теория действия реконструируется в качестве теории структуры, теория структуры — в качестве теории языка, теория языка — как теория текста, теория текста — в качестве теории действия. Ввиду такого амальгамирования тогда вновь возникают возможность и необходи­мость заняться воссозданием подлинного образа классиков. При этом каждая деталь их биографии наводит на след и дает возможность противопоставить классика тому, что выводят из него в качестве теории.
Все это небезынтересно и небезрезультатно. Но чем дальше ухо­дят классики в историю дисциплины, тем более необходимо будет различать теоретическую и биографическую, абстрактную и конк­ретную установки по отношению к ним. Однако можно ли обойтись вообще без них, если их приходится раздирать на части таким обра­зом? Социология социологии могла бы внести здесь понимание того, что при родовых отношениях следует обязательно разбираться в генеалогиях. В таком случае, пожалуй, можно спросить, следует ли оставаться на уровне «родовых отношений», описывающих себя как плюрализм, и является ли введение генеалогических ограниче­ний единственной возможностью обосновать использование звания теории.
В результате наблюдатель прежде всего запутывается в быстро растущей комплексности этой теоретической дискуссии. Чем лучше знают ведущих авторов и чем выше взвинчивают требования к ана­лизу их текстов в контексте комментаторской литературы, чем боль­ше предаются комбинаторским играм и чем в большей степени пе­реносят смену эмфаз (например, десубъективацию или ресубъективацию) из одних теоретических рамок в другие, тем комплекснее
становится специальное знание, которое должно обеспечивать даль­нейшее исследование.

16

В таком случае единство социологии высту­пает не как теория и, тем более, не как понятие ее предмета, а как чистая комплексность. Дисциплина не только становится необозри­мой, но и приобретает единство в своей необозримости. Комплекс­ность затрагивается лишь в перспективе, и каждый рывок вносит больше изменений, чем способен контролировать. Таким образом, даже если бы исходили из того, что идейное наследие классиков рано или поздно будет исчерпано, все равно оставалось бы еще мно­го работы над неясностью собственного производства.
Таким образом, речь идет об отношении комплексности и транс­парентности. Можно выразиться иначе — об отношении нетранспарентной и транспарентной комплексности. Отказ от создания еди­ной социологической теории уводит не от этой проблемы, а лишь от ее постановки. Однако именно с этого начинается работа над та­кой теорией. Она полагает свое предметное отношение в качестве отношения необозримой и обозримой комплексности. Она никогда не обещает отражения предметной реальности во всей ее полно­те, исчерпания всех возможностей познания предмета, а отсюда и исключительного права на истину по отношению к другим, конку­рирующим теоретическим разработкам. Однако такая теория, пожа­луй, претендует на универсальность охвата предмета в том смысле, что она в качестве социологической теории занимается всем соци­альным, а не только его фрагментами (например, социальным рас­слоением и мобильностью, особенностями современного общества, типами социального взаимодействия и др.).
Теории, претендующие на универсальность, легко узнать по то­му, что они сами выступают в качестве своего собственного предме­та (если бы они исключали его, то отказывались бы от универсаль­ности). Тем самым и это справедливо для всех «глобальных тео­рий» (например, и для квантовой физики), определенные разделы классической теории науки утрачивают силу; прежде всего все то, что имеет дело с независимым подтверждением (доказательством) истинности теории. Таким образом, всегда можно будет заявить, что я вкусил ложного яблока, не того, что с древа познания. Тем са­мым всякий спор можно загнать в область неразрешимого. Однако в таком случае можно, пожалуй, потребовать, чтобы критик разви­вал для области применения теории адекватные альтернативы и не ограничивался ссылкой лишь на свою теорию, согласно которой в хитросплетениях позднего капитализма невозможно понять реаль­ность.

Таким образом, теории, претендующие на универсальность, являются самореферентными. Посредством своих предметов они всегда изучают кое-что и о самих себе. Поэтому они сами по себе нуждаются в том, чтобы задавать себе смысловые ограничения — например, понимать теорию как разновидность практики, как сво­его рода структуру, своего рода способ решения проблем, своего ро­да систему или программу принятия решений. Различие с другими видами практики, структуры и т. п. может обнаруживаться, в пред­метной области. Так, универсальная теория, в том числе и в качест­ве теории дифференциации, может понимать себя как результат дифференциации. Ограничение, оправдывающее звание теории по отношению к ней, заложено в этом отсутствии произвольности в ее полагании на самореференцию.
Тем самым уже сказано все основополагающее по поводу теоре­тической программы настоящей книги. Мы намерены взять своего рода препятствие, перед которым сегодня пасует обычная дискус­сия о теории в социологии. Его можно обрисовать указанием на сле­дующие три различения.
(1) Речь идет о формулировании универсальной теории социо­логии, на что со времен Парсонса больше никто не отваживался. Однако царство предметов, относящихся сюда, более не полагается субстанционально как фрагмент мира (faitssociaux), рассматривае­мого социологией извне. Оно не понимается и лишь как коррелят своего аналитического понятийного изображения в смысле «ана­литического реализма» Парсонса. В гораздо большей степени оно мыслится как совокупный мир, относящийся к системной референ­ции социальных систем, т. е. к различию системы и окружающего мира, характерному для социальных систем.
(2) Другой аспект, следующий отсюда, состоит в различии тео­рий, построенных либо асимметрично, либо замкнуто. Универсаль­ная теория рассматривает свои предметы и саму себя в качестве одного из предметов как самореферентные отношения. Она не по­лагает бесспорных теоретико-познавательных критериев, а делает ставку, подобно многим философам и естествоиспытателям в по­следнее время, на натуралистическую эпистемологию. Это опять-та­ки означает, что ее собственный способ познания и принятие либо отклонение ею критериев познания выступает для нее чем-то проис­ходящим в ее собственной области исследования, т. е. в одной из дисциплин подсистемы науки современного общества.
(3) Здесь следует принять во внимание расхожий упрек в деци-зионизме. Он не совсем безоснователен. Системы способны к эво­люции, если способны разрешать неразрешимое. Это справедливо и
18
для систематических теоретических разработок, и даже для самих логик, как то можно доказать со времен Гёделя. Однако это отнюдь не сводится к произволу некоторых (или даже всех) отдельных ре­шений. Его предотвращает негэнтропия, или комплексность. Та­ким образом, существует еще и третье препятствие. Социологиче­ская теория, намеренная консолидировать отношения внутри дис­циплины, должна стать не просто сложнее, а намного комплекснее по сравнению с тем, что предполагали классики дисциплины, их толкователи и даже сам Парсонс. Это требует другой техники по­строения теории, касающейся ее внутренней и внешней устойчи­вости и способности к присоединению, и не в последнюю очередь требует включения в нее рефлексии над комплексностью (следова­тельно, и понятия комплексности). Поэтому проблема препятствий заключается тем самым и в гораздо более высокой степени понятий­ной комплексности, рефлектирующей саму себя. Это весьма огра­ничивает возможности вариаций и исключает всякого рода про­извольные решения. Каждый шаг должен быть выверен. И даже произволу начала, как в системе Гегеля, предпочитается произвол в продвижении теории вперед. Так возникает самонесущая конст­рукция. Ее следует называть «теорией систем». Однако если бы хо­тели сохранить неизменными другие признаки конструкции и в то же время элиминировать понятие системы, то следовало бы изобре­сти нечто такое, что могло бы выполнять его функцию и занимать его место в теории. Это было бы нечто весьма близкое понятию си­стемы.
Проведенные различия в отношении вещей, присущих данной дисциплине, вполне проясняют, почему социология пасует перед та­ким препятствием, «вскипает» и вбирает комплексность без ясного почерка. Однако продвижение вперед все-таки возможно, но лишь если во всех этих аспектах (во всех, потому что они взаимосвязаны) стремятся к теории иного дизайна. В самой социологии едва ли есть тому примеры. Поэтому мы должны будем последовать успешным междисциплинарным теоретическим разработкам, пусть и не отно­сящимся к предмету, зато выбрав здесь исходные положения для теории самореферентных, «аутопойетических» систем.
В отличие от общепринятых изложений теорий, заимствующих, если это вообще имеет место, из публикаций лишь небольшое число понятий, которым дается определение в полемике с существующи­ми толкованиями, чтобы в дальнейшем работать в контексте поня­тийных традиций, здесь требуется увеличить число привлекаемых понятий и дать им определение посредством соотношения друг с другом. Это касается таких понятий, как смысл, время, событие,
19

элемент, отношение, комплектность, контингентность, действие, коммуникация, система, окружающий мир, мир, ожидание, струк­тура, процесс, самореференция, закрытость, самоорганизация, аутопойесис, индивидуальность, наблюдение, самонаблюдение, опи­сание, самоописание, единство, рефлексия, различие, информация, взаимопроникновение, интеракция, общество, противоречие, кон­фликт. Легко заметить, что такие традиционные теории, как теория действия и структурализм утопают в этой «окрошке». Мы сохраня­ем «теорию систем» как фирменный знак, так как в области общей теории систем можно найти важнейшие предварительные разработ­ки теории искомого типа.
Таким образом, работа с этими понятиями идет не безотноси­тельно (а нередко и в контрастном отношении) к предшествую­щему теоретическому наследию, но понятия должны, насколько это возможно, оттачивать друг друга. В таком случае каждое по­нятийное определение следует читать как ограничение возмож­ности дальнейших понятийных определений. Всеобщая теория понимается как своего рода контекст, сам себя ограничивающий. При большом количестве таких понятий становится невозмож­ным, по крайней мере в отдельном тексте, связать каждое понятие с каждым. Существуют предпочтительные линии связи, одновремен­но централизующие определенные понятийные позиции, например: действие/событие, событие/элемент, событие/процесс, событие/само­репродукция (аутопойесис), событие/время. Теория прописывается вдоль таких линий, окончательно не исключая тем самым других возможностей комбинаций. Следовательно, теория на самой себе практикует то, что она рекомендует, — редукцию комплексности. Однако редуцированная комплексность является для нее не исклю­ченной, а снятой комплексностью. Она оставляет открытыми пути к другим комбинациям при условии учета ее определения понятий или их замены теоретически адекватными. Однако если бы при­шлось отказаться от уровня определения понятий, то, как в тумане, исчезли бы возможности проведения других линий и пришлось бы вновь иметь дело с неопределенной, не поддающейся обработке комплектностью.
Такое строение теории требует ее изложения на необычно высо­ком уровне абстракции. Это должен быть полет за облаками с уче­том весьма плотной облачности. Следует полагаться лишь на свои приборы. Иногда внизу открываются различные панорамы — мест­ность с дорогами, поселками, реками или прибрежной полосой, на­поминающая что-то хорошо знакомое, либо ландшафт покрупнее с потухшими вулканами марксизма. Однако ни в коем случае нельзя
20
впасть в иллюзию, что этих немногих отправных точек достаточно для управления полетом.
Абстрагирование все-таки нельзя понимать ни как чистый арти­стизм, ни как уход в «лишь аналитически» релевантную, формаль­ную науку. Ведь никто не будет спорить, что в реальном мире есть нечто такое, как смысл, время, события, действия, ожидания и др. Все это является познаваемой реальностью и в то же время усло­вием возможности возникновения науки. Соответствующие поня­тия служат науке зондами, с помощью которых система, контроли­руемая теоретически, приспосабливается к реальности; с помощью которых неопределенная комплектность переводится в определяе­мую, оцениваемую в рамках науки. Вслед за Соссюром, Келли и другими можно было бы сформулировать: понятия формируют кон­такт науки с реальностью (и это означает здесь, как и везде, в том числе и контакт с ее собственной реальностью) в качестве опыта различия. А опыт различия является условием возможности получе­ния информации и ее переработки. Можно пункт за пунктом устано­вить соответствия понятия и реальности, например понятия смысла и феномена смысла, без которого не было бы человеческого мира. Однако решающим является все-таки то, что наука, создавая систе­мы, выходит за пределы таких соответствий по каждому пункту; она не ограничивается копированием, имитацией, отражением, пред­ставительством, а организует опыт различия и тем самым получе­ния информации, образуя для этого адекватную собственную комп­лексность. При этом должно сохраниться отношение к реальности, но вместе с тем наука, особенно социология, не должна обманы­ваться реальностью.
С такой точки зрения абстрагирование является теоретико-по­знавательной необходимостью. При написании книг оно остается проблемой и выступает чрезмерным требованием по отношению к читателю. Это особенно справедливо, когда теория так сложна, что ее уже нельзя изложить в линейной форме. В таком случае каждая глава должна была бы в сущности начинаться сызнова в каждой иной главе и в ней же заканчиваться. Диалектические теории, как например «Критика диалектического разума» Сартра, все еще пыта­ются использовать линейное построение. Однако в таком случае им приходится иметь дело с проблемой переходов и испытывать иску­шение сделать ставку просто на сам акт перехода.
В предлагаемом ниже подходе уже учтен этот опыт и поэтому придается большое значение его избежанию. Подход направлен на разработку полицентрической теории (поэтому еще и поликонтек­стуальной) в условиях ацентрически устроенного мира и общества.
21

Он вовсе не пытается согласовать форму теории с формой ее пред­ставления. Книгу, конечно, следует читать по главам, но лишь пото­му, что она так написана. Саму теорию можно было бы представить и в иной последовательности, рассчитывая на читателей, имеющих достаточное терпение, фантазию, ловкость и любопытство для того, чтобы узнать, что при этом произойдет с теорией.
Таким образом, строение теории похоже скорее на лабиринт, не­жели на быстрый путь к счастливому концу. Конечно, последова­тельность глав этой книги не является единственно возможной, как и понятия, выбранные в качестве тематики глав. Я мог бы решить иначе, какие понятия вводятся как междисциплинарные и систем­но-сравнительные, а какие — нет; в каких случаях важно делать ссылки на историко-теоретический материал, а в каких — неважно. Это же справедливо и для того, в какой мере предварительные ре­шения и перекрестные указания учитывают нелинейный характер теории, для определения их необходимого минимума.
Если теория, что касается ее понятийных определений и содер­жательных высказываний, писалась как бы сама собой, то проблемы ее компоновки стоили мне много времени и размышлений. Благо­даря поддержке Немецкого научно-исследовательского общества (Deutsche Forschungsgemeinschaft) я смог посвятить решению этой задачи целый год. Надеюсь, что решение оказалось удовлетвори­тельным.
Билефельд, декабрь 1983 г. Никлас Луман

 

К ВВЕДЕНИЮ: СМЕНА ПАРАДИГМЫ В ТЕОРИИ СИСТЕМ
«Теория систем» сегодня является собирательным понятием для весьма разных значений и уровней анализа. Этот термин не имеет однозначного смысла. Если понятие системы вносят в социологи­ческий анализ без дальнейшего разъяснения, то возникает мнимая точность, которой недостает оснований. Отсюда возникают спо­ры, позволяющие лишь догадываться или судить задним числом по аргументации, что участники, говоря о системе, понимают под ней разное.
В то же время видно, что стремительно развивается область исследований, называемая «общей теорией систем». По сравнению с дискуссией о теории в социологии, которая цепляется за образцы классиков и присягает на верность плюрализму, в общей теории си­стем и связанных с ней междисциплинарных усилиях обнаружива­ются основополагающие изменения, может быть даже «научные ре­волюции» в смысле Куна. Создание теории в социологии могло бы весьма выиграть, присоединившись к такому развитию. Смена дис­позиций в общей теории систем, прежде всего в последнее деся­тилетие, в большей мере, чем обычно считается, отвечает теорети­ческим интересам социологии. Однако она требует определенной степени абстракции и усложнения, прежде не принятого в теорети­ческой дискуссии в социологии. В этой книге мы попытаемся соз­дать такую связь, восполнить этот пробел.
В качестве предварительной ориентации можно ограничиться различением трех уровней анализа и поставить вопрос о том, как сказывается «смена парадигмы» на общей теории систем и общей теории социальных систем. Это намерение иллюстрируется сле­дующей схемой.
23

Системы

(2)       машины          организмы       социальные              психические
системы                    системы

(3)              интеракции                     организации                общества
0 системе вообще можно говорить, когда есть признаки, отсут­ствие, выпадение которых ставит под сомнение системный харак­тер предмета. Иногда системой называют также целостную сово­купность таких признаков. В таком случае общая теория систем неожиданно1 превращается в теорию всеобщей системы. Эта проб­лема повторяется с соответствующими ограничениями на всех сту­пенях конкретизации. В дальнейшем мы будем избегать данного словоупотребления. Мы не желаем снова называть понятие (или мо­дель) системы тем же термином «система», как не готовы называть понятие (или модель) организма, машины и общества опять-таки организмом, машиной и обществом. Иными словами, даже наибо­лее абстрактные теоретические положения не заставят нас обосно­вывать средства познания (понятия, модели и т. п.) предметной тер­минологией, причем именно потому, что это решение невыполнимо в более конкретных областях исследований. Высказывание «систе­мы существуют» означает лишь, что имеются предметы исследова­ния, демонстрирующие признаки, оправдывающие использование понятия системы; равно как и наоборот, это понятие служит тому, чтобы путем абстрагирования выделить те предметные содержания, которые с этой точки зрения сравнимы друг с другом и с предмет­ными содержаниями иного рода в отношении тождественности/не­тождественности.
Такое понятийное абстрагирование (направленное на теорию) нужно отличать от самоабстрагирования предмета (направленного на структуру). Понятийное абстрагирование обеспечивает возмож­ность сравнения. Самоабстрагирование позволяет дальнейшее ис­пользование одних и тех же структур в самом предмете. То и другое
1 Неожиданно либо вполне сознательно. См., напр.; LeMoigncJ.-L. La theorie du systeme general: theorie de la moderation. Paris, 1977, где един­ство общей системы заключается в функции искусственного объекта слу­жить моделью объекта в чистом виде.
24
следует строго разграничивать. Лишь тогда и только тогда можно найти здесь нечто общее. Могут встретиться системы, использующие понятийное абстрагирование для самоабстрагирования, т. е. обре­тающие структуры посредством сравнения своих признаков с при­знаками других систем. Таким образом, можно выяснить, насколь­ко глубоко понятийные абстракции проникают в самоабстракции предметов и тем самым выходят на структурные сравнения.
Мы используем абстрагирование трех уровней образования сис­тем в качестве понятийной схемы. Схема позволяет прежде всего сравнить различные возможности образования систем. Однако при разработке этого приходится сталкиваться с самоабстрагированием систем в предметной области. Возможно, и имеет место применение системами к самим себе отличительных признаков понятия систе­мы, например различение внутреннего и внешнего. В этом отноше­нии речь идет не только лишь об аналитической схеме. В значитель­но большей степени сравнение систем служит нам способом про­верки того, в какой мере системы основаны на самоабстрагировании и поэтому являются одинаковыми или разными.
Различение трех уровней образования систем позволяет сразу же выявить типичные «ошибки» или, по меньшей мере, неясности в предшествующей дискуссии. Сравнения разнородных систем сле­дует проводить на одном и том же уровне2. То же самое справед­ливо для негативных разграничений. Благодаря этому правилу эли­минируются многочисленные бесплодные теоретические стратегии. Например, мало толку утверждать, что общества не есть организмы, или в духе школьной традиции проводить различие между органи­ческими телами (состоящими из взаимосвязанных частей) и общест­венными телами (состоящими из невзаимосвязанных частей). Столь же бесплодна попытка построить общую теорию социального на основе теорий интеракции. То же самое справедливо и для тенден­ции последнего времени, стимулированной изобретением компью­тера, состоящей в применении понятия машины на уровне общей теории систем3 (что провоцирует и необоснованный отказ от этого).
2 Это правило хотя и выполняется, но не формулируется. См. в качест­ве принципа, напр.: MacKay D. M. Brains, Machines and Persons. London, 1980.
3 См., напр.: Turing A. M. Computing Machinery and Intelligence // Mind 59 (1950). P. 433—460; см. также: MorinE. La Methode. 1. Paris, 1977. P. 155 ff. Критическую позицию в этом отношении с указанием на нерешенные проблемы самореференции см.: PizzornoA. L'incompletude des systemes // Connexions 9 (1974). P. 33—64; 10 (1974). P. 5—26 (особенно P. 61 ff.).
25

Различение уровней должно задавать отношения для плодотворных сравнений. Тогда высказывания о тождестве могут быть перенесе­ны на более высокий уровень. Например, социальные и психиче­ские системы тождественны, поскольку они есть системы. Однако возможны тождества, имеющие место лишь в частичных областях одного уровня сравнения. Например, психические и социальные си­стемы, но не машины и организмы, характеризуются использова­нием смысла. Тогда в духе проблематики обшей теории следует за­даться вопросом, что в машинах и организмах используется в ка­честве функционального эквивалента смысла.
Отнесение определенных видов систем к определенным уров­ням сначала может проделываться более или менее интуитивно. Если требует опыт исследований, то его можно корректировать. Это справедливо и для поначалу индуктивно полученного списка разновидностей систем. Однако такие коррективы могут проводить­ся лишь в том случае, если разграничение уровней работает как та­ковое. Если оно устраняется, например когда понятие «жизни» упо­требляется в качестве основного понятия, а не специфической ха­рактеристики организмов, то неизбежен регресс к более простым формам теории.
Дальнейшие исследования жестко связаны с уровнем общей теории социальных систем. В них не предлагается, например, тео­рии общества — общество понимается лишь как всеобъемлющая социальная система, и тем самым как частный случай других соци­альных систем4. Общая теория систем также приводится не ради нее самой. Ей следует уделить достаточное внимание, так как нашей основной идеей является вопрос о том, как смена парадигмы, на­мечающаяся на уровне общей теории систем, влияет на теорию со­циальных систем.
То, что мы предварительно назвали «сменой парадигмы», также может быть пояснено достаточно приблизительно. Мы не присоеди­няемся к попыткам разгадать, что мог подразумевать Кун, вводя по­нятие парадигмы; сегодня это уже безнадежно. Для нас важно лишь
4 Тем самым мы солидарны с устоявшейся в социологии точкой зрения о том, что социологию не следует понимать как науку об обществе. См., напр.: WieseL. von. System der Allgemeinen Soziologie als Lehre von den so-zialen Prozessen und den sozialen Gebildcn der Menschen (Beziehungslehre). 2. Anil. Munchen, 1933; см. также: Tenbruck F. H. Emile Durkheim oder die Geburt der Gcsellschaft aus dem Gcist der Soziologie // Zeitschrift fur Soziolo­gie 10 (1981). S. 333—350. — Правда, мы делаем это из противоположных оснований: не для того, чтобы исключать теорию общества из рассмотре­ния (из-за перегрузки предпосылками), а чтобы включать ее (с предпосыл­ками, еще объяснимыми социологически).
26
различение5, а именно различение супертеории6 и основного раз­личия.
Супертеории — это теории с претензиями на универсальность7 (что также означает отношение к себе и оппонентам). Основные раз­личия — это различения, управляющие возможностями теории по переработке информации. Они могут приобрести качество господ­ствующей парадигмы, если организуют супертеорию так, что прак­тически вся переработка информации подчинена им. Так, супертео­рия эволюции была перестроена Дарвином и его последователями на основе различия изменчивости и отбора. Прежде совокупность результатов эволюции пытались постичь с помощью соответствую­щих начальных единств (архэ, основание) или сверхразума прови­дения, а эволюцию понимали соответственно как развитие или тво­рение. Со времен Дарвина эти воззрения на единства, допускавшие лишь различение по отношению к неопределенному иному, смени­лись единством различия (изменчивость/отбор, позднее — изменчи-вость/отбор/рестабилизация, отчасти также — случайность/необхо­димость, порядок/беспорядок). Если супертеория достигает очень высокой степени централизации различий, то возможна смена пара­дигмы.
Теория систем — это особенно впечатляющая супертеория. Тем больше вокруг нее споров: в ней нельзя отрицать известный процесс вызревания, и мы объясняем его тем, что она может обра­титься к истории, наполненной претензиями на супертеорию, цент-рализаииями различий и сменой парадигм. Можно ли и насколько можно назвать такое развитие «прогрессом»; либо насколько оно повлекло за собой накопление знаний — гораздо более сложный во­прос.
Если оглянуться примерно на сто лет назад, то в том, что лишь сейчас стали называть теорией систем, обнаруживаются две осново­полагающие смены диспозиций. В обоих случаях имеющийся поня­тийный аппарат не объявляется неправильным либо непригодным; он расширяется путем целенаправленных изменений, переносится в новую теорию, и тем самым «снимается». Каждый раз новая тео-
5 Для данного различения я не нашел никаких подтверждений и парал­лелей в науковедческой литературе.
6 К этому близко, напр., понятие «исследовательской традиции» (Lau-dan L. Progress and its Problems: Towards a Theory of Scientific Growth. Ber­keley, 1977).
7 Сжатый набросок см. в: Luhmann N. Soziologie der Moral // Theorie-technick und Moral / Hrsg. N. Luhmann, S. H. Pfiirther. Frankfurt, 1978. S. 8— 116 (9 ff.).
27

рия оказывается содержательнее предыдущей, достигает более вы­сокой степени комплексности, и именно на этом основании посте­пенно становится все более подходящей для разработки предметов социального содержания.
Традиция, дошедшая до нас из античности, которая старше на­шего употребления понятия «система»8, вела речь о целостностях, состоящих из частей. Проблема этой традиции состояла в том, что целое следовало мыслить дважды: целое как нечто единое и це­лое как совокупность частей. В таком случае хотя и можно было сказать, что целое есть совокупность частей или является чем-то большим, чем просто сумма частей, но тем самым не объяснялось, каким образом целое, состоящее лишь из частей плюс еще нечто, может обрести единство на уровне частей. Так как в сфере социаль­ных отношений считалось, что общества состоят из отдельных лю­дей подобно целому из частей, то ответ можно было сформулиро­вать на основе взглядов на совместную жизнь людей. Люди должны были быть способны познать целое, в котором они живут, и быть готовы организовывать свою жизнь в соответствии с этим знанием. Это можно было считать условием их бытия как частей, услови­ем их участия, причастности к целому, и тем самым их природой. Риск такой концентрации на познании (могущем заблуждаться) и на стремлениях (могущих отклоняться) можно было понимать как мо­мент всеобщего разложения или несовершенства природы, которая, со своей стороны, обусловливала необходимость различия частей господствующих и частей подчиненных. При этом проблема высту­пала особо остро для правящих частей: они должны были иметь вер-
8 По поводу истории терминологии, начавшейся приблизительно в 1600 г., ср., напр.: RitschlО. System und systemalische Methode in der Ge-schichte des wissenschaftlichcn Sprachgebrauchs und der philosophischen Methodologie. Bonn, 1906; LosanoM. G. Sistema e strutlura nel diritto. T. 1. Torino, 1968; Stein A. von der. Der Systembegriff in seiner geschichtlichen Entwicklung // System und Klassifikation in Wissenschaft und Dokumenta-tion / Hrsg. A. Diemer. Meisenheim am Glan, 1968. S. 1—13; Troje H. E. Wis-senschaftlichkeit und System in der Jurisprudent des 16. Jahrhunderts // Philo­sophic und Rechtswissenschaft: Zum Problem ihrer Beziehungen im 19. Jahr-hundert / Hrsg. J. Bluhdorn, J. Ritter. Frankfurt, 1969. S. 63—88; Kamburiel F. «System» und «Begriindung» als wissenschaftliche und philosophische Ord-nungsbegriffe bei und vor Kant // Bliihdorn/Ritter, a. a. O. S. 99—113. При­мечательно также: Fahlbusch E. Konfessionalismus // Evangelisches Kir-chenlexikon. Bd II. Gottingcn, 1958. Sp. 880—884. При этом господству­ют интересы классификации и теории познания, обусловленные со своей стороны неуверенностью и ростом комплексности, в свою очередь вы­званные отчасти книгопечатанием, отчасти межконфессиональной поле­микой.
28
ные стремления и добрую волю, чтобы «представлять» целое в це­лом.
Общественные предпосылки и научные основы этой концепции радикально изменились при переходе к современному обществу. Формулировка, разработанная в конечном итоге в XVIII в., исполь­зовала категорию всеобщего. Целостность мира, соответственно че­ловечество в целом должны быть представлены в человеке как все­общее. В таком случае дискуссия, связанная с этим, должна была иметь дело с формой, в которой мир или человечество как всеобщее должны быть представлены в человеке. Ответ на этот вопрос пы­тались найти с помощью понятия разума, нравственного закона и тому подобных априоризмов, с помощью понятия образования или понятия государства. Несовершенство, испорченность отношений в подлунном мире в старом смысле этого представления были пре­одолены с помощью идеализации. Таким образом, можно было весь­ма сильно абстрагироваться от общественных отношений, вплоть до постулирования «свободы господства» как основного условия неограниченного представительства всеобщего в человеке. Всеоб­щее полагалось как безупречное и надежное, не нуждающееся в ка­ком-либо дополнении, как бы ни выступала против этого воззрения Французская революция. Тем самым оно могло претендовать на осу­ществление. Дух или материя должны были встать на длинный путь реализации всеобщего в особенном.
Сегодня все это — предмет воспоминаний с более или менее настойчивыми обертонами9; но на самом деле упомянутая фигу­ра мышления, в сущности, ничем не была заменена, а была остав­лена. Едва ли имеется возможность еще раз преодолеть пополз­новения такого рода. Однако если наше предположение о том, что все это было обусловлено и вызвано лишь схемой целого и его час­тей, верно, то не следует ли попытаться заменить саму схему, преж­де чем искать основную семантику, способную заменить фигуру «всеобщего в особенном». На этом историческом фоне возника­ет вопрос, отмежевалась ли теория систем, которая как раз и отве­чает за это, от парадигмы целого и его частей, и как это произо­шло.
Сначала традиционное различие целого и части заменяется раз­личием системы и окружающего мира. Благодаря такой перестрой­ке, за которой стоит столь выдающийся автор, как Л. фон Берталан-фи, возникла возможность связать друг с другом теорию организма,
9 Ср., напр.: TheunissenM. Selbstverwirklichung und Allgemeinheit: Zur Kritik des gegenwartigen BewuBtseins. Berlin, 1982.
2<>

термодинамику и теорию эволюции10. Тогда в теоретическом описа­нии появляется различие открытых и закрытых систем. Закрытые системы определяются как пограничный случай — как такие систе­мы, для которых окружающий мир не имеет значения или получает его благодаря специальным каналам. Теория занимается открытыми системами.
То, что понималось под различием целого и части, перефор­мулируется в теорию системной дифференциации и в таком виде встраивается в новую парадигму. Системная дифференциация есть не что иное, как повторение различия системы и окружающего мира внутри самих систем. При этом совокупная система использует саму себя в качестве окружающего мира для своих частичных си­стемных образований и тем самым реализует на уровне частич­ных систем невероятные состояния более высокой степени по­средством более сильных фильтрующих воздействий в отношении окружающего мира, в конечном счете неподконтрольного. В соот­ветствии с этим дифференцированная система состоит уже не про­сто из определенного числа частей и отношений между ними, а, ско­рее, из более или менее большого количества оперативно приме­няемых различий системы/окружающего мира, всякий раз в разных разрезах реконструирующих совокупную систему как единство ча­стичных систем и окружающего мира. Таким образом, дифферен­циация рассматривается в соответствии с общей схемой образо­вания систем; и вопрос о том, в каких формах и до какой степени комплексности возможна дифференциация систем, может быть свя­зан с исходным различием, конституирующим совокупную си­стему.
Теперь центральная проблема схемы целого и части может быть решена лучше. Всегда требовали гомогенности частей по отноше­нию к целому. Это означало, что частями дома являются комнаты, а не кирпичи, частями книги — главы, а не буквы. Но вместе с тем частями общества считались отдельные индивиды. Отсутствовали критерии гомогенности, сколько-нибудь обоснованные теоретиче­ски, тем более что мышлению такого рода было трудно различать
10 Хороший обзор см.: Blaubergl. V., Sadovsky V. N., Yudin E. G. Systems Theory: Philosophical and Methodological Problems. Moskau, 1977. P. 15 ff. Ср. также: Offene Systeme I: Beitragc zur Zeitstruktur von Information, Entro-pic und Evolution / Hrsg. E. von Weizsacker. Stuttgart, 1974; Kuhn A. The Lo­gic of Social Systems: Л Unified, Deductive, System-Based Approach to Sozial Szience. San Francisco, 1974; Emery F. Futures we are in. Leiden, 1977; Euge­ne J. Aspects de la theorie generates des systemes: Une recherche des univer-saux. Paris, 1981.
30
понятия части и элемента". Кроме того, в соответствии с этой пара­дигмой реальное деление на части исключало иное (столь же воз­можное). Так, общество с социальным расслоением невозможно было мыслить иначе, нежели разделенным на слои (например, его невозможно было понимать с той же степенью реальности, как раз­деленное на город и село, либо по функциональным основаниям)12. Во всех этих отношениях теория различия системы/окружающего мира предлагает лучшие возможности анализа, а именно как более точное понимание гомогенности, так и понимание возможностей одновременного использования разных точек зрения по поводу вы­деления частичных систем.
Обозначенные тем самым преимущества перехода к основно­му различию системы и окружающего мира заметны и в социоло­гии. Классическая социология по праву характеризуется «дейст­вием внутри целостности»13 — в том числе и в ее концепции диф­ференциации. В противоположность этому новые теоретические направления, если они ориентированы системно-теоретически, пред­почитают использовать понятия системы, связанные с окружающим миром, прежде всего в исследованиях организаций. Правда, пере­ключение на «открытые системы» совершилось в социологии не без некоторой тенденциозности. Здесь оно благоприятствовало крити­ке «статус-кво» в социальных отношениях и соединилось с тенден­циями «реформирования» социальных структур, планирования, ме­неджмента и контроля — не в последнюю очередь, потому что его основная сфера применения находилась в области организованных социальных систем14. Отношение к окружающему миру понима-
1' Попыткой, достойной внимания, является: SaarnioU. Dcr Teil und die Gesamtheit, Actes du Xleme Congres International de Philosophic. Bruxclles, 1953. Bd 5. Amsterdam; Louvein, 1953. P. 35—37.
12 В связи с этим ср. различие двух разных исходных пунктов иерархи-зации, а именно «целое — часть» и «центр — периферия», ведущее к весьма различным представлениям о порядке: RothG. Biological Systems Theory and the Problem of Reductionism// Self-organizing Systems: An Interdisciplinary Approach/Ed. G. Roth, H. Schwegler. Frankfurt, 1981. P. 106—120(111 ft).
13 См.: Poggi G. A Main Theme of Contemporary Sociological Analysis: Its Achievements and Limitations // The British Journal of Sociology 16 (1965). P. 283—294.
14 Ср. ретроспективный взгляд, уже окрашенный скептически: Keren M. Ideological Implications of the Use of Open Systems Theory in Political Scien­ce // Behavioral Science 24 (1979). P. 311—324. — Впрочем, такое ограни­чение лишь изменением организаций дало повод упрекнуть теорию сис­тем в детематизации по отношению к обществам, т. е. (!) в конформизме. Этот спор также мог бы начаться, если бы различали разные системные ре­ференции.
31

лось в соответствии со схемой «входа/выхода», структуры понима­лись как правила трансформации, функции — как сама эта транс­формация, на которую надеялись повлиять через вариацию струк­тур15.
В то время как эта парадигма открытых систем может считать­ся реализованной и признанной в теории систем, следующий бо­лее радикальный шаг был вынесен на обсуждение лишь в последние два десятилетия. Речь идет о теории самореферентных систем. В настоящее время нет ни проработанных, ни общепризнанных основ теории, не говоря уже о воспринятых; но уже можно оце­нить следствия для теории социальных систем. Кроме того, эта от­крытая ситуация как раз и требует внести вклад в общую теорию самореферентных систем посредством трудов в области социаль­ных систем.
Первый шаг в таком развитии был основан на использовании понятия самоорганизации и в 1960 г. достиг кульминации на трех весьма больших симпозиумах16. Понятие самоорганизации все-таки относилось, что ретроспективно следует отметить, «лишь» к струк­туре системы. Его изменение своими средствами считалось в отно­шении понимания особенно трудной проблемой и поэтому особенно интригующей для теории систем. Тем не менее эта проблема вовсе не касается всего того, что сегодня понимается под самореферен­цией. Между тем указание на целостность — системы или ее эле­ментов — оттесняет на задний план отношение к структуре (хотя, конечно, не исключает его).
Теория самореферентных систем полагает, что выделение сис­тем может осуществляться только через самореференцию, т. е. бла­годаря тому, что системы при конституировании своих элементов и элементарных операций соотносятся сами с собой (с элементами той же системы, с ее операциями или с ее единством). Чтобы сде­лать это возможным, системы должны производить и использовать описание своей самости; они должны по меньшей мере быть способ­ны внутрисистемно использовать различие системы и окружающе­го мира как ориентацию и принцип производства информации. Поэ­тому самореферентная закрытость возможна лишь в окружающем
15 Совершенно типично в этом отношении, напр.: CortesF., Prze-worskiA., SpragueJ. Systems Analysis for Social Scientists. New York, 1974.
16 Ср.: Self-organizing Systems / Ed. M. С Yovits, S. Cameron. Oxford, 1960; Self-organizing Systems / Ed. M. С Yovits, G. T. Jacobi, G. G. Gold­stein. Washington, 1962; Principles of Self-organization / Ed. H. von Foerster. G. W. Zopt. Oxford, 1962.
32
мире, лишь в экологических условиях17. Окружающий мир является необходимым коррелятом самореферентных операций, потому что как раз эти операции не могут совершаться в случае солипсизма18 (можно было бы сказать: потому что все, что играет в них роль, включая саму самость, должно вводиться через различение). Раз­личение (пока что классическое) «закрытых» и «открытых» систем будет заменено вопросом о том, как самореферентная закрытость могла бы производить открытость.
Таким образом, здесь дело тоже доходит до «снятия» прежне­го основного различия в более комплексной теории, позволяющей теперь говорить о введении в системы самоописаний, самонаблю­дений, самоупрощений. Теперь можно провести различение между различием системы/окружающего мира из перспективы наблюда­теля (например, исследователя) и различием системы/окружающе­го мира, как оно используется в самой системе, причем наблю­датель может полагаться опять-таки лишь как самореферентная система. Рефлексивные отношения такого рода революционизи­руют не только классическую субъект-объектную эпистемологию; они не только освобождают научную теорию от догм и «натурализируют» ее, но и обеспечивают намного более комплексное по­нимание объекта посредством много более комплексного дизайна теории.

В контексте теории системы/окружающего мира еще были воз­можны относительно простые теоретические отношения. Например, такая теория могла интерпретироваться как голое расширение при­чинных связей: во всех причинных объяснениях следует учитывать как внутренние, так и внешние факторы; система и окружающий мир встречались в некоем роде со-производства. Теория саморе­ферентных систем подмывает эту модель каузальности. Она рас­сматривает каузальность (так же как логическую дедукцию и лю­бую асимметризацию) как разновидность организации саморефе­ренции; и «объясняет» различие системы и окружающего мира тем, что лишь самореферентные системы создают себе возможность упо­рядочивать причинность посредством разделения системы и окру­жающего мира. Такая теория требует понятий для форм, относя­щихся к уровню соотнесения связей.
17 По этому поводу см. основополагающую работу: FoersterH. von. On Self-organizing Systems and Their Environment // Yovits, Cameron, a. a. O. P. 31—48.
18 Об этом убедительно говорится в: FoersterH. von. On Constructing a Reality // Environmental Design Research / Ed. W. F. E. Preiser. Vol. 2. Stroud-sbourgPa, 1973. S. 35—46.
2 Зак. №4161
33

Для разработки теории самореферентных систем, включаю­щей в себя теорию системы/окружающего мира, необходимо но­вое основное различие, т. е. новая парадигма. На его место напра­шивается различие идентичности и различия19, потому что само­референция может реализоваться в актуальных операциях системы лишь в том случае, если самость (будь она элементом, процессом или системой) может быть идентифицирована или отличена от ино­го благодаря себе самой. Если системы репродуцируются как са­мореферентные, то они должны справляться с различием иден­тичности и различия. Иными словами, основанием этого различия является репродукция. Это не теоретическая, а прежде всего чисто практическая проблема, касающаяся не только смысловых систем20. Однако наука, соответствующая таким системам, должна создавать понятия соответствующего уровня, и, следовательно, лишь для нее различие идентичности и различия является руководящей нитью, парадигмой для разработки теории.
В общей теории систем эта вторая смена парадигмы провоциру­ет сдвиги, достойные внимания, — от интереса к дизайну и контро­лю к автономии и чувствительности в отношении окружающего ми­ра, от планирования — к эволюции, от структурной к динамической стабильности. В парадигме целого и его частей следовало где-ни­будь отвести место необъяснимым свойствам — будь то свойства целого (которое больше суммы своих частей), будь то свойства вер-
19 Кто вникает, тот заметит, что речь идет о различии идентичнос­ти и различия, а не об идентичности идентичности и различия. В этом месте последующие размышления уже отделяются от диалектической традиции — при всех подобиях, которые могут далее постоянно бро­саться в глаза. Одним из немногих авторов, доводящих современный функционализм до этой фундаментальной проблемы, является: LockerА. On the Ontological Foundations of the Theory of Systems // Unity Through Diversity: A Festschrift for Ludwig von Bertalanffy / Ed. W. Gray, N. D. Riz-zo. New York, 1973. Vol.1. P. 537—572. Однако Локкер соединяет в конечном итоге в принятой им точке зрения функционализм и диалек­тику: «В конечном итоге функциональность приводит к единению, на­пример, идентичности и различия» (Р. 546). Я предпочитаю оставить диалектикам возможность объяснить, как следует понимать эту послед­нюю идентичность. Для функционалистской системной теории доста­точно исходить из различий (каждый раз выбранных контингснтно). Мы еще вернемся к этому в связи с проблемой самореференции. Ср. ниже, гла­ва 2.
20 Следует напомнить об исследованиях способности иммунной си­стемы организма к различению. Ср., напр.: Vaz N. М., Varela F. J. Self- and Non-Sense: An Organismcentered Approach to Immunology // Medical Hypo­theses 4 (1978). P. 231—267.
34
ны иерархии, представляющей целое21. Наоборот, в теории само-(Ьерентных систем все, относящееся к системе (в том числе все зможные вершины, границы, прибавочные стоимости и др.), вклю­чается в самопроизводство и посредством этого демистифицируется для наблюдателя22. Тем самым открыты направления, способные лать СИстемную теорию по-новому интересной для социологии. Очевидно, что оба сдвига были вызваны не социологией. Сти­мулирующим образом повлияли прежде всего термодинамика и био­логия в качестве теории организма, позднее — нейрофизиология, теория клетки и теория компьютера; далее, конечно, такие междис­циплинарные композиции, как теория информации и кибернетика. Социология не только оставалась в стороне от содействия иссле­дованию, но и оказалась неспособной к учебе в этом междисципли­нарном контексте. Из-за отсутствия собственных фундаментальных теоретических разработок она даже не могла наблюдать за происхо­дящим23. Поэтому ей остается работать с собственными данными, а что касается теории — с собственными классиками. К тому же пример показывает, что не всякого рода самореферентная замкну­тость способствует более комплексному видению окружающего ми­ра. Как всегда, при усилении связей следует задать вопрос об осо­бенных условиях, при которых системы реализуют такие связи и тем самым могут принимать участие в эволюции.
На этом актуальном научно-историческом фоне последующие размышления понимаются как попытка переформулировать теорию социальных систем на основе достигнутого уровня развития общей теории систем. Общая теория систем должна оправдать ожидания при работе с социологическими материалами, в то же время уже существующие или намечающиеся междисциплинарные результа­ты, достигнутые путем абстрагирования, и опыт образования поня­тий должны стать доступными для социологических исследований.
21 Обе возможности можно особенно хорошо проследить в политиче­ской семантике, например в форме обязанности быть лояльным к «общему благу» или в форме нередуцируемого момента произвола (суверенитета) главы государства.
' Такой антииерархический или, лучше сказать, метаиерархический способ рассмотрения особенно бросается в глаза в концепции аутопойе-сиса. Это часто отмечалось. Ср., напр.: RothG., а. а. О.
Исключение, которое можно сделать для теории общей системы Действия Т. Парсонса, в то же время подтверждает основной тезис о том, го собственная теория является условием обучения в междисциплинар-i0Mк°нтексте, так же как на уровне обшей теории систем самореферентная крытость коррелирует с открытостью в отношении сложности окружаю­щего мира.
35